Партийное строительство в Чили времен «весны Харпы»

Читатель моего «Живого Журнала» royalist_1913 задал очень интересный вопрос о чилийской хунте и Чили периода Пиночета, который гораздо шире, чем может показаться:

Кстати, насчёт партий в Чили у меня к тебе один вопрос. Насколько я знаю, с 1973 до 1983 гг. партий в стране вообще не было, затем – в 1983 году – сторонники Пиночета создали “Независимый демократический союз”. В 1987 г. была создана партия “Национальное обновление”, тогда же свою движуху образовали бывшие социалисты. Получается, что с 1983 по 1987 гг. в Чили, кроме UDI, не было никаких партий?

Ситуация была следующая. До 1983 года политические симпатии хунты и правительства Чили (что не одно и то же, кстати) были на стороне гремиалистов – группы деятелей, преимущественно из Католического университета Чили, которые утверждали, что общественная политика есть зло, от которого необходимо оградить общество, взамен передав гражданам права на создание экономических субъектов – гильдий (“гремиализм” собственно и переводится как “гильдизм”) и устранив государство из сферы взаимоотношений между ними. До 83-го гремиалисты были на коне, в то время Пиночет писал книгу “Politica, politiqueria y demagogia”, близкую по ряду тезисов к гремиалистам. Однако в 83-м симпатии правительства перешли к группе технократов и прагматиков во главе с Серхио Харпой, который провел сильную либерализацию общественной жизни, вынудил хунту отозвать запрет на партийное строительство и в значительной мере отменить цензуру. Это явление получило название “весна Харпы”.

Гремиалисты, видя, как их планы рушатся, в срочном порядке основали UDI – центральную правую партию, которая должна была стать площадкой для всех сторонников и симпатизантов режима и задавить конкурентов. Единой партии, впрочем, не получилось. Здесь очень важно отметить, за что я выделяю чилийскую хунту из числа других “коллег”. Пока в Парагвае Стресснер давил вообще всех оппонентов, включая собственных сторонников, а в Аргентине и Уругвае хунты ужесточали цензуру, доводя ее до маразма (в Аргентине изымали и уничтожали пленки с фильмами “аргентинского Расса Мейера”Армандо Бо с участием Исабель Сарли, называя их “грязными” и “похабными”) и убивая при этом десятки тысяч граждан, чилийцы пытались построить общество, основанное на принципах законности.

В 1983-м году в стране началось массовое партийное строительство. Множество политических партий появлялось и исчезало, но самое любопытное заключалось в том, что они вступали в широкие коалиции и альянсы – вероятно, именно поэтому об отдельных партиях того периода мало кто слышал. У подобной тактики были основания: во-первых, власти не спешили с легализацией партий, а во-вторых, очень многих людей разных взглядов объединяло неприятие политики генералов. Ужиться в одной партии они вряд ли смогли бы, а состоять в коалиции – запросто. Так, например, самой широкой оппозиционной группировкой была Alianza Democrática, в которую входила масса людей из старых чилийских партий, от социалистических до правоцентристских. Демократический Альянс устроил первый митинг огромных масштабов (около полумиллиона человек) в Сантьяго, активно действовал и выдвигал свои требования (в основном требовал перехода к демократической системе и отставки Пиночета). Подобные методы сильно “напрягли” хунту, Харпа в 1985-м году был снят с должности министра внутренних дел и занялся самостоятельным партийным строительством: он основал партию Frente Nacional del Trabajo стал одним из основателей и “творцов дискурса” правой партии Renovacion Nacional, член которой, Себастьян Пиньера, является сегодня президентом Чили. Другую часть RN “добавил” Андрес Алеман – лидер партии Movimiento de Unión Nacional, основанной в 1983-м году. Алеман, кстати, был министром обороны в правительстве Пиньеры и выдвигался кандидатом в президенты в 2013-м году от Renovacion Nacional.
К сожалению, правительство закрылось от диалога с оппозицией и предпочло “колоться, но есть кактус” – игнорировать ее или пытаться закрыть в судебном порядке. О прецеденте судебного запрета я расскажу чуть подробнее.

Радикальные левые создали в свою очередь несколько коалиций, таких как Bloque Socialista и Movimiento Democrático Popular. Первый просуществовал всего пару лет, с 1983 по 1985, а MDP оказалось более активным и “кусачим”. Несмотря на то, что в состав MDP входили коммунисты и члены MIR, хунта пыталась соблюдать свои же законы – не стала запрещать деятельность альянса и терпела его деятельность. Прошу помнить – речь идет о военных, не гражданских политиках. Военным вообще очень сложно что-либо “разрешать”, поэтому я утверждаю, что чилийцы были значительно либеральней зарубежных коллег, которые, пробыв у власти гораздо дольше Пиночета, ни о каких “оттепелях” не хотели слышать. Также прошу помнить, что Пиночет был одним из немногих военных лидеров, который ушел с поста добровольно, в результате народного волеизъявления, т.е. демократическим путем. Несмотря на то, что в его окружении были люди, рекомендовавшие провести второй путч и еще раз перехватить власть.
Однако же на левый альянс набросились гремиалисты. Группа юристов, в том числе фактический основатель “пиночетовского гремиализма” и вообще правый интеллектуал Хайме Гусман и Пабло Лонгейра – влиятельный чилийский политик, выдвигавшийся кандидатом в президенты страны в нынешнем году, но снявший кандидатуру из-за проблем со здоровьем – забросали Конституционный суд жалобами на MDP, после чего существование коалиции было признано неконституционным. К слову, именно Лонгейру на праймериз активно поддерживала самая радикальная правая организация в Чили – Корпорация 11 сентября, позиционирующая себя как патриотическую и пиночетистскую.
Несмотря на признание коалиции незаконной, она продолжала полуподпольно существовать – Харпа и гражданские политики сильно разрушили цензурные механизмы, да и сама хунта к 83-му году уже устала удерживать военное положение и держать все под контролем.

Еще один яркий пример партии периода “весны Харпы” – Partido Humanista. Я как раз недавно подружилась и прекрасно пообщалась с одним из ее основателей, Флорсито Мотудой – старым оппозиционером, интеллектуалом, виднейшим в стране музыкантом и шоуменом, культурной иконой  страны, фактически.

Гуманистическая партия придерживалась левых, гуманистических и экологистских взглядов, что было вполне понятно – с экологией в Чили действительно было нехорошо; каждый может в этом убедиться, взглянув на состояние реки Мапуче в 1975-м году, а потом посетив Сантьяго и посмотрев на ручей, оставшийся от нее. Основана Гуманистическая Партия была в 1984-м, а сам Флорсито Мотуда активно “кусал” власть с экранов телевизоров. Если не ошибаюсь, PH была первой из левых оппозиционных партий, полностью признанных легальными военным режимом.

Таким образом, хунта сдержала слово – отмена запрета на партийность не была пустым звуком, и, несмотря на сопротивление гремиалистов и “культурных консерваторов”, партии и коалиции с самого начала оттепели образовывались и активно действовали.

Небольшое подведение итогов. “Весна Харпы” сыграла очень важную роль в либерализации обстановки в Чили и, несомненно, дала хунте вторую порцию легитимности. Ошибкой правительства была попытка сохранить политику “для своих детей” – всевозможные правые партии и организации, повязанные друг с другом, должны были стать в некотором роде заменой экспериментам гремиалистов; однако же хунта не мыслила достаточно широко, чтобы вписать в устанавливавшееся гражданское общество левых и центристов. Она действительно практически удалила цензуру – в 1986-м году уже начали выходить чилийские фанзины, посвященные метал-музыке, в прессе публиковались шаржи и пародии на генералов; но этого было мало. Оппозиция, у которой была масса требований и вопросов, оказалась вяло и криво отчужденной от политики, и в результате брошенной на полпути либерализации хунта так и не избавилась от некрасивых и неприятных ярлыков.
“Воля к раскручиванию гаек” была налицо, общество этого хотело, многие партии были готовы вести переговоры с хунтой, уставшие и постаревшие военные тоже склонялись к такому варианту – но правительственные консерваторы, к сожалению, испугались, что “все пойдет вразнос”. В итоге получилось нечто половинчатое – вялотекущая либерализация, смешанная с вспышками “огораживания”, “семейственная” политическая система и коррумпированная политическая система, в которой по сей день мелькают одни и те же фамилии.
Тем не менее, чилийская хунта демонстрировала явный прогресс от цензуры и несвободы к отмене цензуры и передаче гражданам свобод. Это довольно редкое явление, которое я всегда выделяю к разговорах о латиноамериканской и в частности чилийской политике.

Чилийская правая: истоки и особенности

Латиноамериканская политическая культура формировалась под влиянием целого ряда факторов – американской, европейской, советской и собственно ибероамериканской систем. В ряде стран, таких как Аргентина, победил национал-популистский взгляд на правый фланг, что привело к формированию перонизма и позднее – к переходу власти к военной хунте. В Перу у власти находилась хунта Хуана Веласко Альварадо, которой, несомненно, гордились бы олдскульные национал-большевики. В Парагвае была установлена довольно жесткая де-факто однопартийная диктатура Альфредо Стресснера, представлявшая собой смесь немецких взглядов на порядок и стабильность с позаимствованным у США уважением к бизнесу и внешнеэкономической и внешнеполитической открытостью. В Чили же правая политика сформировалась несколько иначе.

В развитие чилийской правой сделали свой вклад как военные, так и гражданские министры, и социологи-идеократы, и чисто технические специалисты.

Следует отметить, что носителями правой идеологии “до Пиночета” были движения Сопротивления, такие как Patria y Libertad, однако их концепции скорее сводились к правому антикоммунизму, в стиле “долой левацкий федеральный центр, долой налоги и экспроприации”. Такие группировки оказывали активное сопротивление левым на своей земле и на улицах городов, но не имели четкой концепции и политической программы, которая могла бы заинтересовать широкие массы. Так или иначе, но чилийская правая оформилась только во время правления хунты.

Военное правительство (Junta de Gobierno) придерживалось двух разных точек зрения на развитие страны. Аугусто Пиночет, Хосе Торибио Мерино Кастро и Цесар Мендоса Дуран считали обязанностью правительства сохранять общественный порядок, а экономику планировали передать в руки гражданских. Наиболее последовательным сторонником свободной экономики был адмирал Кастро. В частности, он помогал гражданским экономистам в реализации новой чилийской экономики и участвовал в создании пенсионной системы. Густаво Ли Гусман, глава чилийских ВВС, напротив, считал, что нужно поставить экономику под контроль государства, перевести ее на военные рельсы и готовиться к тотальной войне с коммунистами, криптокоммунистами и перуанской армией, которая, как он считал, должна непременно напасть на Чили. Густаво Ли был поклонником европейского фашизма и планировал устроить в Чили нечто вроде милитаризированного государственного капитализма в стиле “третьего пути”. Во время путча он начал было реализовывать свою программу – значительное число жертв записывается на совесть ВВС-ников, слишком рьяно начавших борьбу с марксизмом. Позже он был отстранен от власти и отправлен в отставку.

В конечном итоге идеологическую платформу для хунты разработал правый интеллектуал Хайме Гусман Эррасурис.

Он создал концепцию, которую назвал гремиализмом, или “гильдизмом”. Вкратце ее можно описать так: партийность, “общественная политика” есть зло. Она сбивает человека с пути самореализации – семейной, экономической и трудовой. Партии как таковые не нужны. Не то, чтобы их надо запретить – скорее они должны стать чем-то вроде интеллектуальных клубов, формирующих концепции для государства, но не влияющих непосредственно на людей и не втягивающих их в партийные войны.
Власть в значительной мере децентрализируется и переходит к цеховым структурам-гильдиям – трудовым, предпринимательским и студенческим. Государство не может вмешиваться в эти структуры и их взаимоотношения – оно лишь защищает граждан от криминала и внешних врагов, а также поддерживает эту “цеховую” перестройку, оберегая людей от политической партийности, которую А.Пиночет называл politiqueria – “политиканство”. Х.Гусман считал, что организации, подобные профсоюзам, должны выполнять роль интерфейса, промежуточной структуры между государством и гражданами, однако, будучи зараженными “политиканством”, они перестали справляться с этой ролью, превратившись частично в паразитические структуры, частично – и вовсе в криминал. Гусман, кстати, был прав – чилийские левые профсоюзные активисты массово переходили в тергруппировки типа MIR и продолжали убивать людей и взрывать инфраструктуру на протяжении всего правления хунты. Члены MIR в конечном итоге убили и самого Гусмана в 1991м году, когда демократизации страны уже ничто не угрожало. Своей задачей Гусман и гремиалисты, будучи технократами и объективистами, видели возвращение всех организаций, промежуточных между гражданами и государством, к выполнению их прямых обязанностей, ради которых они создавались, а также органическое, идущее “снизу” объединение этих организаций в гражданские союзы, не позволяющие государству распускать руки. Кроме того, злейшими врагами человека и общества гремиалисты считали коррупцию и кумовство.

Подобных взглядов частично придерживалась испанская Фаланга – Франко и Примо де Ривера тоже терпеть не могли политические баталии, и реализовывали стратегию беспартийного общенационального примирения, невзирая на идейные разногласия. Однако испанские фалангисты так и не смогли выпустить экономику из-под контроля государства и не осуществили окончательный “рывок вправо”, передав экономику в частные руки. В результате Фаланга предсказуемо превратилась в партию, а испанская экономика, хоть и пережив некоторый подъем, так и не произвела на свет “чуда”, подобного пиночетовскому.

Гремиализм принципиально отличается от тоталитарных, левацких и правопопулистских концепций тем, что он настаивает на децентрализации и удалении государства вместе с его навязчивыми идеологиями оттуда, где ему быть не положено. Кроме того, Гусман с самого начала сотрудничества с хунтой заявлял, что передача власти гражданским властям – всего лишь вопрос времени.
Экономически гремиалисты колебались от правых до крайне правых концепций, в общих чертах сводящихся к идее “свободный бизнес, минимум государства, социальная автономия и экономика, доступная каждому”.

Чилийский лидер А.Пиночет симпатизировал идеям гремиалистов – в книге “Политика, политиканство и демагогия” он критикует партийность с позиций, близких к гусмановским, обвиняет партийные принципы в нечестности и призывает переосмыслить место человека и негосударственных организаций с практической, а не “политиканской” т.з.

Конкуренцию гремиалистам составляли прагматики в правительстве Пиночета, в том числе – влиятельный Серхио Харпа.

Убежденный антикоммунист, политик с многолетним стажем и профессиональный дипломат, Харпа был рациональным человеком. Идеи гремиалистов, которые уделяли пристальное внимание не только политическим, но и экзистенциальным, и религиозным вопросам, его не трогали. В 80х, находясь на посту министра внутренних дел, он провел либерализацию политической жизни, которая получила название “la primavera de Jarpa” – “весна Харпы”, в результате чего в Чили вернулись диссиденты, уехавшие из страны после прихода к власти правительственной хунты. Кроме того, после “весны Харпы” появилась возможность организовывать политические партии. “Весна” также дала возможность проводить политические дебаты и открыто критиковать власть – в 80е в стране стали выходить всевозможные карикатуры на Пиночета и военное правительство. Харпа видел развитие правой политики в Чили менее элитаристским, чем гремиалисты, он неоднократно выражал симпатии к испанским фалангистам и считал, что “каждый имеет право на политику”.

Гусман пытался сохранить “единство правых”, создав партию Независимый демократический союз – UDI, одну из крупнейших партий в Чили по сей день, однако его план не удался – партия раздробилась, и планы гремиалистов свести политику к конкуренции интеллектуальных клубов при правительстве рухнули. К чести UDI, она продолжает отстаивать принципы невмешательства государства в функционирование меньших экономических субъектов; UDI также является весьма свирепо антикоммунистической, что особенно актуально в Чили – приоритетной для всевозможных левых политтехнологов стране. C другой стороны, излишняя религиозность многих партийцев отпугивает от Независимого демократического союза молодых избирателей.

Еще одной влиятельной правой группировкой были экономисты и технократы – знаменитые “Чикаго бойз”, демонизированные донельзя леваками всех мастей. Многие думают, что это американские экономисты, приехавшие в Чили. Разумеется, это не так – режим Пиночета был очень национально ориентированным, периодически хунта включала “грингофобию”, когда Чили подвергалась критике из Вашингтона, да и сами чилийцы не стали бы терпеть иностранцев на важных государственных постах.
“Чикаго бойз” это люди, которые придерживались экономической концепции Чикагской школы, не более того. Они действовали не только в сфере макроэкономики, но и внедряли новейшие для своего времени технологии в сфере рекламы, торговых сетей и т.д. Достаточно подробно об этом пишет один из основных “чикагцев” и член UDI Х.Лавин в своей книге “Чили: тихая революция”.
Представители этой группировки примыкали как к гремиалистам, так и к другим партийным группировкам; зачастую они вообще сохраняли политический нейтралитет, занимаясь исключительно экономическими вопросами.

Особенность развития правой идеи в Чили обусловлена рядом факторов:

1. В зародыше был задавлен популистский “национал-фашистский” подход. Это избавило Чили от угрозы провального “аргентинского сценария” и реальной диктатуры, вместо относительно либерального режима правительственной хунты.
2. Военное правительство сразу стало прислушиваться к советам профессионалов и не стало внедрять армейские порядки в общество, передав это право интеллектуалам, сведущим в социологии и экономике, получившим образование в гражданских университетах и участвовавших в гражданских инициативах.
3. Внутри правительства шла постоянная, но этичная интеллектуальная конкуренция различных групп, что привело к достаточно быстрой либерализации общественной жизни, в отличие даже от Парагвая, где режим Стресснера, при многих его положительных чертах, так и не смог отказаться от судорожной диктатуры, которая в конце концов утомила и народ, и даже соратников Стресснера, что привело к его свержению.
4. Хунта отдавала себе отчет, что военное правительство – временная мера. С 80х годов Х.Гусман разрабатывал концепцию нового гражданского правительства, которое взяло бы все лучшее от наследия хунты, но при этом было бы более открытым и свободным. В других странах режимы нужно было свергать, в Чили он отдал власть сам, как только народ заявил, что больше не хочет военного правительства.
5. Чилийские правые были правыми до конца – и экономически тоже. Эффективно работающая “экономика с минимумом государства”, уход от национал-популизма и социалистических тенденций в итоге привели к “чилийскому чуду”.